1. Как тебя называть?
Меня зовут Сфиус. Сффффииуссс. Так шумит ветер, пробираясь сквозь заросли камышей. Так поют зимние вьюги, разбрасывая серебристые хлопья снега. Тот звук, что я запомнил первым, когда пришёл в мир, и который
стал моим именем, пока не было никакого другого. Сфиус. Когда Леверидж вспоминает обо мне, он обозначает мою суть именно этим именем. Но вы можете выбрать любое другое. Ведь я никогда не существовал в обычной реальности, и уж тем более, никогда не был человеком...
Впрочем, если вы спрашиваете моё имя во сне, я отвечаю "Виктор". Для тех, кто рождён в мире, где жизнь - лишь способ существования белковых тел, это имя ничем не хуже любого другого, но гораздо привычнее.
2. Сколько тебе лет?
Быть может, я ровесник Линии Света, а, может, только песчинка... не знаю. Я помню те времена, когда за Линию Света только пришла Жрица. Я помню, как окрасился кровью лунный свет под сталью её клинка... И помню, как становилась она частью этого мира, впитываясь паутиной снов, увязая в ней, исчезая в одном качестве, и раскрываясь в другом. Словно бабочка, разрушающая кокон прежнего Бытия. Бабочка, которой уже не суждено вернуться назад.
Я помню, как ткань ирреальности впервые разорвалась, пропуская тех существ, что обладали и собственной волей, и цельностью. Первых демона и лимитчицу. Помню, как умирали Зеркала, и как менялась Линия, пока Леверидж перекраивал мир, латая дыры, генерируя новые пространства из Пустоты, а, быть может, просто меняя форму чего-то...
Мне кажется, я знаю каждый уголок этой нашей вечно меняющейся вселенной... Наверное потому, я привык читать, что я был всегда.
Сколько мне лет? Я не знаю, правда.
3. Как ты выглядишь?
Как тёплый солнечный луч, пробивающийся сквозь ткань вашего сна. Как летний дождь с радугой через всё поле. Как осенняя грусть, странная, но очень светлая, с яблочным пирогом и резными листьями клёнов...
Я Проводник в мире снов. Я не существую в каком-то конкретном облике, но могу менять ирреальность так, чтобы вы улыбнулись... А, как я выгляжу, когда вы замечаете меня? Это зависит от вашей фантазии. Я могу быть юношей, а могу и драконом, котом, ангелом... всё равно. Кого бы хотелось увидеть вам сейчас?
Но очень часто я юноша лет двадцати, не больше, по человеческим меркам. В рубашке и джинсах. Невысокий, светловолосый, сероглазый. Скорее всего, я похож на того человека, который вам знаком. На киногероя или соседа по парте. Но это сходство очевидно только во сне, и проснувшись, вы не сможете вспомнить моё лицо.
4. На чьей ты стороне?
На стороне Бога Снов, разумеется.
5. Расскажи о себе?
А разве я рассказал недостаточно?
Я не существую в привычном людям понимании. Но это не значит, что я не существую совсем. "Я мыслю - значит я существую" (с) - кажется так говорят в вашем мире.
И мне нравятся улыбки и цветные сны. Нравятся поля с тугими пшеничными колосьями, и голубые осколки васильков в нём. Мне нравятся полёты и нравятся замки с принцессами, и приключения путешественников... Потому
мне нравятся сны счастливых влюблённых, и сны детей.
А боюсь... я боюсь воды. Потому я никогда не бываю под водной гладью. Почему? Я помню, как вода уносила Алисс, и как пена прибоя становилась грязно-алой от крови... Я не хочу видеть смерть и боль. Не хочу видеть то, что заведомо не могу изменить.
6. Расскажи нам про свой Сон?
Про свой?
Мне не снятся свои сны. Я даже не представляю, каков механизм вдруг поменять одну реальность на другую.
Но я могу рассказать историю. Да, давайте я расскажу историю из своей жизни. Ведь моя жизнь это и есть ваши сны...
Давным-давно, ещё до появления первых демонов у нас была игра. Мы играли в людей. Да, как это ни странно звучит, но мы, существа, которые давно уже не были людьми, или же никогда не были ими вовсе, изображали вас, живых из плоти и крови.
И в Точке Пути, где было особенно много Зеркал, один из слуг Левериджа - Крэг Стайл - содержал кабачок "У Крэга". Он был славным малым, этот Крэг, сидел за стойкой, протирал кружки мягким полотенцем. Наливал, кому пива, а кому кофе... всё равно во сне вкус напитка ровно тот, что может себе представить клиент. А многие его клиенты даже примерно не представляли, как это может быть на вкус.
У нас вообще нет понятия вкуса. Точнее, это понятие рождается из отражения субъективного мнения Спящего. А оно очень разное у разных людей. И по разному воспринимается Проводниками и Антиподами. Например, мне казалось, что кофе пахнет утренним ветром, ворвавшимся в окна, а пиво - йолем и танцами. Но Антиподы говорили, что кофе горький, и там растворено одиночество. А пиво – это предательство друга, драка и нож в бок.
Я до сих пор не знаю, кто из нас прав.
…Мы играли в людей. Мы обязательно принимали форму особенно тщательно, стараясь, чтобы в облике не оставалось ничего, что человеку не присуще. Каких-нибудь эльфийских ушей или крыльев бабочки...
А потом мы входили в кабак, присаживались на деревянный высокий стул поближе к Крэгу, и... вели себя, так, как вёл бы себя выбранный нами человек...
Мне казалось, что это игра чудовищно сложная. Ведь я никогда не был человеком, а потому первые мои пародии были абсолютно нелепы. Но после... Да, после я почти стал выигрывать. Я рисовал себе образ, одежду, тон голоса, собственную историю, кто я и чем занимаюсь и имя... Да, именно тогда я стал называться "Виктор". И, главное, я первым придумал фишку с подружкой. Ведь у людей принято ходить с кем-нибудь за руку, о ком-то вздыхать, о ком-то думать.
Мою звали Элла.
Она очень долго не просыпалась в реальности. Лишь исчезая на несколько мгновений и появляясь в какой-то другой части Линии Света. Обычно, у неё были длинные рыжевато-русые волосы и серые глаза. И улыбка. Она всегда улыбалась грустно и немного застенчиво. И по человеческим меркам ей было 14.
И потому мне было 16. Я был худым, светловолосым, с неровно подстриженной чёлкой. Я носил джинсы, тяжёлые ботинки с клёпками, и светлую рубашку на майку. И ещё кулон с зелёным камнем на шее. В каком-то сне Элла подарила мне его, потому что он приносит удачу. И я носил его из сна в сон, и к Крэгу.
Да, я садился, опираясь локтем на отполированную столешницу, и, задумчиво теребя кулон, наклонял голову. Это означало, что я вспоминаю об Элле. И Крэг понятливо кивал головой, наливая мне стакан радостной оранжевой жидкости.
- Скучаешь по своей девчонке, Виктор?
Я соглашался, и говорил, что было бы очень здорово показать ей какой-то новое место. Скажем, сходить к водопадам, или посмотреть на единорогов...
И Крэг улыбался, что, да, это замечательная идея. А потом смотрел Зеркала. У него была такая особая книга, вроде человеческого меню, где отражались ближайшие Сны. И, если Крэг находил Эллу, то говорил.
- Смотри, Виктор, тебе сегодня везёт - ладья на E4!
И я смотрел на него, чуть приподнимая брови, и вдыхал, наполняя глаза светлым сиянием. Так я изображал, что благодарен ему.
А потом я перемещался в указанную точку. Е4 - квадрат, ладья - направление движения в измерении. Эта система уже устарела, но тогда она была понятна и Проводникам и Антиподам. И я попадал в Её сон...
Её сон...
Пожалуй, я расскажу вам её сон. Тот. И вам всё сразу станет ясно.
Я ушёл от Крэга, перемещаясь в ирреальности, и очутился в мире, созданном мыслями Эллы. Грустными. Небо было затянуто паутинно-серым коконом, и ветер никак не мог разорвать полог этой тяжёлой однотонной пелены. Я протянул руку, стараясь почувствовать сам ветер. Но, нет. Элла не придумала его до конца. Он гладил меня по волосам, сгибал стебли травы, но чувства прикосновения не было, как не было чувства
холода или тепла. Не было запахов. Не было настроения. Какое-то остановившееся пространство. Словно порыв накрыли мутным стаканом.
Одним из тех, что так тщательно протирал Крэг.
Так бывает, когда человек запутался. И, наверное, поэтому и существуют Проводники и Антиподы. Для того, чтобы окрасить серый.
И я пошёл вперёд по траве до самого края утёса, за которым начиналось море. Такое же непродуманное и условное, словно карандашный рисунок на дешёвой бумаге.
До самого края, на котором стояла Элла. Обхватив себя руками, и смотря куда-то вниз. Её длинную ночную рубашку с мелким смешным рисунком трепал ветер.
Странно. Я привык, что она одета иначе…
Что-то было не так. Неправильно. Но, я не понимал, в чём именно заключается эта самая неправильность.
Серый карандашный рисунок.
Краски. Да, нужно было добавить красок. Я провёл ладонью по воздуху, рисуя перед собой оранжево-жёлтую телефонную будку. Потом зашёл в кабину. Набрал случайный номер.
Элла вздрогнула, отрываясь от созерцания обрыва, и подняла трубку, возникшего рядом с ней телефона.
- Да?
- Привет, я очень хочу тебя увидеть, - сказал я. Но Элла нахмурилась.
- Дурак! – теперь она стояла рядом с будкой, открывая оранжевую дверь. Словно расстояние лопнуло, как мыльный пузырь.
- Это не смешно! И прекрати курить! – Элла вытащила у меня из пальцев какую-то белую дымящуюся трубочку, и с отвращением растоптала её ногой. – в больнице нельзя курить! Доктор так сказал!
- Доктор? – я удивлённо посмотрел на неё, стараясь понять ход её мыслей, но тщетно. Словно между нами было толстое стекло, сквозь которое я никак не мог пробиться.
- Прости, - наконец, сказал я – Зато рассвет сегодня оранжевый.
- Оранжевый? – она оглянулась, представляя себе оранжевое солнце, и тучи вдруг раскрылись, распускаясь чудесным рассветным цветком. И я подошёл к Элле, обнимая её за плечи, как это делают люди. Наблюдая, как льются и перетекают краски, как в небе появляется белый и голубой, как солнце ложится на рисунок травы, делая её яркой, росистой, сиреневато-серой. Потом достал из кармана пачку бумаги. Только во сне в задний карман джинсов может убраться пачка бумаги.
- Смотри, что у меня есть.
Элла смешно наморщила нос. Но я вытащил один лист, и легко, без всяких усилий сложил из него самолётик, запуская его с обрыва, вперёд, к солнцу… Элла захлопала в ладоши, а потом вдруг прижалась ко мне и заплакала.
- Мне страшно, Виктор. Я видела маму, она так плакала. Мне кажется, что-то случилось.
Я стоял, и бессильно сжимал кулаки, чувствуя, как ещё немного и моя антропоморфная оболочка распадётся. Ведь мне очень тяжело быть в том сне, где есть страх и боль…Но я не ушёл.
Я обнял её и кивнул в сторону солнца.
- Полетели?
- На чём? – по её щекам текли слёзы, но она попыталась улыбнуться – Виктор, мы всегда будем вместе?
- Обещаю, - сказал я без всякого умысла. Ведь я Проводник, а потому, так или иначе, я всегда буду в её снах. И Элла улыбнулась.
- Да, я хочу видеть солнце… и море. Море… ведь на Небе только и разговоров, что о море (с)…
- Тогда пойдём, - я сложил ещё один самолётик и опустил его на воздух перед нами. А потом вдруг встал на край его белоснежного крыла, и потянул за собой Эллу. Во сне это легко. Мы становимся вдруг маленькими а вещи – большими… Это потому, что в ирреальности нет разницы жёстких пропорций и физической материи…
И теперь мы летели вперёд, купаясь в солнечных лучах. Я и Элла. Вдвоём. Так… радостно. Как яркая открытка, но…
Но вдруг я почувствовал, как солнечные лучи вдруг становятся серыми, как пространство крошится и падает в бездну, я оглянулся назад, и увидел, что позади нет ничего... только тьма…
Леверидж искажает пространство? – было моей первой мыслью. Но Богу было не до нас. И это была не его Красная магия... Это был сон Эллы, и это она исчезала из него так странно и внезапно, разрушая все нити.
- Элла! – я почти закричал, но сон уже исчез, словно мыльный пузырь, и я стоял один в матово мерцающем пространстве ирреальности.
Я не человек, и никогда не был человеком. Я не понимаю ваши чувства и ощущения. Я никогда не видел вашего мира… но я не люблю море. Его пенные волны унесли Алисс. И над ним я в последний раз видел Эллу… Я не испытываю того, что вы называете «любовью», но я ждал Эллу много снов.
Однажды мне показалось, что я нашёл её. Но… ошибся. Она снилась какой-то женщине. Женщина плакала над кроватью, над её телом. Телом, которое было утыкано какими-то трубочками и подключено к белой неприятно мигающей машине. Женщина просила прощения, но я так и не понял за что…
Когда-нибудь… да, если когда-нибудь я встречу одно из воплощений Левериджа, я спрошу.
